И спутник мой, без тени восхищенья,
Мне отвечает коротко: «Чеснок».
II
На козлах толстый франт
С бичом в ленивой лапе.
В оглоблях Россинант
С гвоздикою и в шляпе.
Рассевшись, как бебе,
Под белым балдахинцем,
Ты кажешься себе
Почти персидским принцем…
Навстречу в две стены
Плывут бурнусы, фески,
И белые штаны,
И медные подвески…
Румяна и жирна,
Под пальмовым наметом
Марсельская Нана
Торгуется с пилотом.
Внизу синеет порт
В щель улицы-колодца.
В душе веселый черт
Все веселей смеется…
Но кляча стала вдруг,—
Глаза, как две черешни!
«Куда?» — «Не знаю, друг,
Я, милая, не здешний».
III
Посмотри, посмотри, как вскипает, как пенится след!
Чайки низко над нами летят вперегонку…
Провансалец-старик надвигает на брови берет,
Смотрит вбок на сапфирный лоснящийся цвет
И в мотор наклоняет масленку.
Раздвигается порт. Вкусно пахнёт соленая даль.
За спиной над домами янтарная мгла и пылища.
На волне, отражая дрожаще-цветную спираль,
Пароходы пустые открыты до ржавого днища.
Удирает душа… Ничего на земле ей не жаль.
Паутиной стальною маячит воздушный паром.
Спят подъемные краны, амбары пустынны и резки.
Островок, как дракон, промелькнул острозубым бугром,
Мол растаял и косо отходит гранитным ребром.
Закачался наш катер… Веселые брызги и всплески!
Далеко-далеко чуть сквозит желто-серый Марсель.
Богородица — щит рыбаков — золотится над далью.
Развертелась моторная прялка — журчащая трель,
Хрусталем васильковым вспухает морская постель,
Переливчатой льется эмалью…
Повернули назад. Не навек же заплыли сюда…
Катер мал. Надо жить, и ходить, и работать, и драться.
Ты послушай, послушай, как гулко лопочет вода!
На часок из тюрьмы отпускает судьба иногда,
Час промчался… изволь возвращаться.
Вырастают седые дома, расплывается мгла.
Флаг наш вяло повис — скучно в гавани виться и хлопать…
Как гагары, качаются лодки, томительно пахнет смола.
У камней полукругом кишат-копошатся тела —
Это люди смывают марсельскую копоть…
На току
По овсяным снопам
Возит мул допотопный каток,
Свесил голову вбок,
Подбирает колосья к зубам.
Шелестит карусель…
Напрягает все мускулы мул,
Раздувает бока,
А хозяин уселся под ель,
Трубку в зубы воткнул
И дымит в облака.
Ходит мул без конца…
И бормочет, и фыркает в нос:
«Надо в поте лица
Добывать свой насущный овес!»
А за толстым гранитным катком
Ходят гуси гуськом
И, шипя и косясь на бревно,
Не трудясь, подбирают зерно.
Слышишь, веялка мерно пыхтит?
Пыль из устья раструбом летит.
Русский запах овса — благодать!
Ты вертись, ты вертись, рукоять…
Раздобрели мешки,
Как поповны, толсты-широки…
Напрягая хребет меж колес,
Мул в сарай на двуколке их свез.
Плавно вздулось белье на лугу.
На току — ни души,
Только голуби бродят в кругу.
На овсяном стогу
Человек разметался в тиши…
Жук в соломе шуршит у волос,
Над глазами — метелкой овес.
Гаснет в небе коралловый пыл,
Аметистом пронизана даль,
И над бором — родная печаль —
Левитановский месяц застыл.
Прованс
У колодца
Из моря вышло кроткое солнце
И брызнуло в сосны янтарной слюдой.
Беру ведро и по светлой тропинке
Спускаюсь вниз вдоль холма за водой.
А сзади фокс, бородатый шотландец,
Бредет, зевая, за мной по пятам.
Здравствуйте, светло-зеленые лозы!
Шелест ответный бежит по кустам…
Над пробковым дубом промчалась сорока,
Внизу, над фермой завился дым…
Вот и колодец — за старою фигой —
Замшелые камни кольцом седым.
Ведро, звеня, опускается в устье,
Так сонно пищит чугунный блок.
Сквозь щит ежевики склоняешься к устью:
Дрожит и плещется темный кружок,—
Как будто во влажную душу природы
Заглянул ты в ранний безмолвный час…
Упруго взбегает тугая веревка,
В оцинкованном лоне студеный алмаз.
Голубеет вода переливным лоском,
Тихо качает ржавым листом…
Прикоснешься губами, пьешь — не напьешься
И мысленно вертишь кентаврским хвостом.
Ты, фокс, не зевай, городская собака!
Взгляни, как ветер кудрявит лозу,
Как с гулким звоном вдоль светлой дороги
Проходят тучные овцы внизу…