Раскрашивает кроликов
Под голубых лисиц,
По вечерам, по случаю,
Оклеивает комнаты,
Иль в „Дар-Валдае“ беженском
Играет на трубе…
По праздникам, для отдыха,
Проводит электричество
И обновляет яростно,—
В рассрочку безнадежную,—
Паркетные полы…
А ночью, словно каторжный,
В борении с наукою,
Сидит на койке узенькой,—
В глазах темно — слипаются,
Все формулы качаются,
Все строки расплываются,
И лишь душа бодра…
Сам Ломоносов, батюшка,
В подобных обстоятельствах
Под стол швырнул бы лекции,
А эти… Что рассказывать,—
Вы ж сами эмигрант».
* * *
Савелий Бенедиктович
Вдруг Львова взял за пуговку:
«Давайте два билетика…
Сосед мой, Павел Карпович,
Вчера ведь тоже выиграл,—
Уж я ему, ракалии,
Второй билет продам».
XXI
Попов стоит на кухоньке,
Закинув руки за спину,
А перед ним копается
В невзрачном чемоданчике
Невзрачный старичок.
«Вот рижского изделия
Занятнейшие книжечки:
„Альков графини Галкиной“,
„Таинственная курица“,
„Монашеские шалости“,
„Вампир и две молочницы“,
„Кровавая пята“…
А это, не угодно ли,
Рассказы Достоевского,—
Писатель завлекательный…
Том несколько подмоченный,—
Недорого возьму.
Вот „Русский сонник“ новенький,
Нью-Йоркского издательства,
Одной вдовой кламарскою
Заказан был по случаю,
Да, вишь, она уехала
С мамашею в Тулон…
Открыток не возьмете ли?
Боярыни в кокошничках
С серебряными блестками,
Полтавские красавицы
Стокгольмского тиснения,
Вот-с троечки московские
Со снегом бертолетовым…
Возьмите, сударь, серию,—
Пять франков не расход».
* * *
«А как у вас торговлишка?» —
Спросил Попов сочувственно,
И томик Помяловского,
Случайно затесавшийся
Меж рижскими вампирами,
На полку отложил.
«Коммерция — дырявая.
За две недели, верите ль,
Три книжки поваренные,
Да два „Алькова Галкиной“,
Да дюжину открыточек
Сбыл с рук я, господин…
Клиенты все ругаются,
Что к книжкам не подступишься,—
Да я же, сударь, видите,
За грош их продаю…
Весьма средь эмиграции
Упало просвещение,—
На старого, на малого
Ни „Сонником“, ни Гоголем
Теперь не угодишь.
Кино да водка-матушка…
Вот и хожу по лестницам
Неведомо зачем.
Придется, видно, батюшка,
Переменить коммерцию:
Творог да кильки рижские,
Да колбасу копченую
В разнос решил попробовать
Клиентам доставлять…
От чтенья отшатнулися,
А ведь едят, чай, все…»
* * *
Попов плечами вежливо
Пожал в недоумении…
Вчера еще на кухоньке
В затылке скреб с прискорбием
Колбасный поставщик:
«Дела колбасно-сырные,—
Не приведи Ты, Господи!
Придется, — что поделаешь? —
Переменить коммерцию…
У книжника знакомого
В кредит взять сотню книжечек
И по домам попробовать
Клиентам разносить».
XXII
На стареньком диванчике
Лежала, лапы свесивши,
Курчаво-вислоухая,
Поджаро-колченогая,—
Смесь водолаза с таксою,—
Собачка Бардадым.
И слушала внимательно,
Блестя зрачками умными,
Болтая, словно веничком,
Взволнованным хвостом,
Как гость — Козлов с хозяином
Беседовал о ней.
* * *
«А что ж… Сказать по совести,
Пожалуй, этой бестии,
Воспитаннику вашему
В злосчастной эмиграции
Живется лучше всех…
Сыта, в тепле, под крышею,
В углу уютный ящичек
С подстилкой шерстяной,
Хозяин добродушнейший,—
Хоть влезь ему на голову —
Слегка потреплет за ухо
И, вместо назидания,
Достанет из-за пазухи
Кусочек сахарку…
Мы с вами бьемся-мечемся,
А Бардадым Обломовым
Зевает на диванчике,—
Пускай хоть двадцать кризисов:
У шкафа в миске глиняной
Суп с вкусными обрезками,
По щучьему велению,
По вашему радению,
Появится в свой час…»
* * *
«Ох нет, — ответил сумрачно
Хозяин бардадымовский.—
Какое, к бесу, счастие…
Теперь, когда по городу
Пришлось в тройной пропорции
Весь день с утра гонять,—
В такую мерихлюндию
Впал пес от одиночества,
Что воет, словно каторжный,
У двери по часам…
Консьержка — баба добрая,
И глуховата, к счастию,
Но вот жильцы ругаются,
Грозятся, чертыхаются,—
Ведь стены-то картонные,—
Собачью эту музыку
Велят искоренить…
Я граммофоны-радио
С душевным содроганием
Ведь слушаю, не жалуюсь,—
Но что ж, в чужом отечестве
Не будешь рассуждать…
На полчаса воротишься
В жилье свое пустынное,—
Мой Бардадым, как бешеный,
Танцует вкруг меня…
Визжит, скулит и тявкает,
Оближет руки, бороду,
В глазах немая жалоба,—
Почти что говорит:
„Хозяин! Ангел! Золото!
Зачем, как пес, ты носишься
Теперь по целым дням?!
Я к чашке не притронулся,
Выл три часа с отчаянья,
Уйдешь, — опять до вечера
У двери буду выть…“»
Хозяин крякнул горестно
И посмотрел в окно:
«Придется, — что поделаешь? —
В Нормандское именьице