От всей моей от щедрости,—
Ни одного несчастного
Средь нас бы не нашлось…
Эх, сколько горя горького,
Бескрайнего, бездонного
В каморку эту тесную
Текло, лилось рекой!
Ведь я же тоже, милые,
Не истукан бесчувственный,
Не янычар с кинжалищем,
А русский человек.
Да вот теперь и тюкнуло:
Клиенты все посхлынули…
Поди, не верят более
Ни картам, ни судьбе.
Да и с деньгами, яхонты,
Все нынче подтянулися:
Уж лучше съесть две порции
Монмартрского борща,
Чем зря с судьбой заигрывать,—
Доить ежа в мешке…
Вот и сижу счастливая,—
Вяжу жилеты теплые,
Да по домам окраинным
Знакомым разношу…
Кому-нибудь понадоблюсь,—
Свяжу в кредит, родимые,
Хоть тридцать лет носи!..»
* * *
Приятели почтительно
Гадалке поклонилися,
Сверх таксы расплатилися,
Вздохнули и ушли.
IV
Час от Парижа — много ли?
Но тишь в полях безмерная,
Вокруг усадьбы крохотной
Крутым кольцом стена.
Каштаны оголенные
Мотаются-качаются,
Луна, бельмо печальное,
Над кровлей ворожит…
А из окна вдоль дворика
Желтеет свет полоскою.
Тепло в столовой низенькой,
Храпят-стучат часы.
Приятели-анкетчики
Пьют чай с вареньем яблочным
У круглого стола
И слушают задумчиво,
Как голосит комариком
Пузатый самовар.
Их добрая знакомая,
Дородная хозяюшка
Агафья Тимофеевна,
Шестое выдув блюдечко,
Ладонью губки вытерла
И начала доклад:
«Что вам сказать, затейщики?
Живу-дышу, не жалуюсь,
Мои испанки-курочки,
Могу сказать, не хвастаясь,
Известны всем вокруг.
Пером, как уголь, черные,
Дородны, как боярыни,
Штаны на ножках — с муфтою,—
Не куры, а орлы…
И яйца, что гусиные,—
Чуть наберу лукошечко,
Не донесешь до станции:
С руками оторвут.
Но, как раба последняя,
Весь день-деньской я в хлопотах.
С зарей помет выскребывай,
Курятник подметай,
Да тачку при из лавочки
С пшеном иль кукурузою,—
Едят мои испаночки,
Как батальон солдат…
Все, почитай, что выручу,
Они же сами слопают,
А я с моей племянницей
Остаточки жую.
Ни именин, ни праздников,
Среда ли, воскресение,
Одним лишь руки заняты,
Одним башка затуркана:
Корми, лечи и чисть.
А летом… сверх пропорции
Другие удовольствия,—
То вдруг подроют сеточку,
Здоровые ведь, бестии! —
И шасть к соседу в сад…
Летишь, скликаешь, мечешься,
За все, что смято-склевано
Свои яички кровные
Неси соседу в дань…
А ястреба? А коршуны?
А крысы с ближней мельницы?
Повадились, проклятые,
Прорыли ход под сеткою
И задушили, аспиды,
Четырнадцать цыплят…»
* * *
Агафья Тимофеевна
Седьмое блюдце налила,
Подула и отставила,
И кротко говорит:
«В усадьбе этой, милые,
Конечно, есть счастливые,
Да только уж не я…»
«А кто?» — привстав над креслицем,
Спросил Козлов стремительно.
«Да куры, куры, батюшка!
Живут в тепле и сытости,
Без горя и забот…
Не я ль при них поденщица?
Не я ль при них уборщица?
А им, вальяжным барыням,
Всего лишь и хлопот —
Знай с петухом амурничай
Да яйца от безделия
По всем углам неси…»
* * *
Три друга рассмеялися,
И в старом самоварчике
Три рожи добродушные
Широко расплылись.
V
Козлов сидел с коллегами
У милой Веры Павловны —
У тетушки своей,
И слушал, как расписывал
Приехавший из Африки
Российский эскулап
Житье свое гвинейское,
Похожее на взмыленный,
Бенгальско-экзотический
Благополучный фильм.
«Да-с… Земство наше черное,
Дремучее, просторное,
Не то что здешний быт.
Я тачку эмигрантскую
В Европе бросил к лешему,—
В просторах вольной Африки
Врач — первый человек…
Как шаха, на носилочках
Внесут в село гвинейское,
Навстречу население
Гремит в жестянки ржавые,
Трясет задами в ракушках,
Приветствует врача…
Вождь лучшую мне хижину
Отводит средь селения,
Подносит в дар мне идола
С огромнейшим пупком,
„Бой“ тащит фрукты, курочку
И столик раскладной…
Поешь, покуришь вволюшку —
Страж в очередь покорную
Для оспопрививания
Сгоняет весь народ.
Мой фельдшер — вакса черная,
Как колдуну заправскому,
Подносит мне почтительно
Всю огненную снасть…
Объедешь всю епархию,
В поселок свой воротишься,—
Ложись в гамак под пальмою
И виски дуй со льдом.
То в шахматы с учителем
Под баобабом срежешься,
То в теннис перекинешься
От скуки сам с собой…
Иль на охоту с неграми
В ночную пору тронешься,—
Осветят глушь прожектором,—
Пали в любые встречные
Горящие глаза.
Домой придешь с трофеями:
Пантера, рысь ушастая…
И камушком завалишься
Под полог на кровать.
А утром после душика
Закажешь завтрак повару,
Для аппетита сделаешь
Турне велосипедное,—
Удав-подлец с тропиночки
Прочь в заросли ползет,
В ветвях мартышки щелкают,
Да бабочки гигантские
Трепещут над рулем…
Вернешься свежий, встрепанный,
Пойдешь в амбулаторию: