Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 19 - Страница 9

Младенцев о камень,
Пленных на дно —
Смешно!

Теперь — наука мой мясник,—
Уже средь облаков
Порой взлетает хриплый крик
Над брызгами мозгов.
Мильоны рук из года в год
Льют пушки и броню,
И все плотней кровавый лед
Плывет навстречу дню.
Вопли прессы,
Мессы, конгрессы,
Жены, как ночь…
Прочь!

Кто всех сильнее, тот и прав,
А нужно доказать,—
Расправься с дерзким, как удав,
Чтоб перестал дышать!
Враг тот, кто рвет из пасти кость
Иль — у кого ты рвешь.
Я на земле — бессменный гость,
И мир — смешная ложь!
Укладывай в гроб,
Прикладами в лоб,
Штыки в живот,—
Вперед!

Сборный пункт

На Петербургской стороне в стенах военного училища
Столичный люд притих и ждет, как души бледные чистилища.
Сгрудясь пугливо на снопах, младенцев кормят грудью женщины,—
Что горе их покорных глаз пред темным грохотом военщины?..
Ковчег-манеж кишит толпой. Ботфорты чавкают и хлюпают.
У грязных столиков врачи нагое мясо вяло щупают.
Над головами в полумгле проносят баки с дымной кашею.
Оторопелый пиджачок, крестясь, прощается с папашею…
Скользят галантно писаря, — бумажки треплются под мышками,
В углу — невинный василек — хохочет девочка с мальчишками.
У всех дверей, склонясь к штыкам, торчат гвардейцы меднолицые,
И женский плач, звеня в висках, пугает близкой небылицею…
А в стороне, сбив нас в ряды, — для всех чужие и безликие,
На спинах мелом унтера коряво пишут цифры дикие.

На фронт

За раскрытым пролетом дверей
Проплывают квадраты полей,
Перелески кружатся и веют одеждой зеленой
И бегут телеграфные нити грядой монотонной…
Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.
Отчего так сурова холодная песня колес?

Словно серые птицы, вдоль нар
Никнут спины замолкнувших пар,—
Люди смотрят туда, где сливается небо с землею,
И на лицах колеблются тени угрюмою мглою.
Ребятишки кричат и гурьбою бегут под откос.
Отчего так тревожна и жалобна песня колес?

Небо кротко и ясно, как мать.
Стыдно бледные губы кусать!
Надо выковать новое крепкое сердце из стали
И забыть те глаза, что последний вагон провожали.
Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос,—
Отчего так нежна колыбельная песня колес?

Репетиция

Соломенное чучело
Торчит среди двора.
Живот шершавый вспучило,—
А сбоку детвора.

Стал лихо в позу бравую,
Штык вынес, стиснул рот,
Отставил ногу правую,
А левую — вперед.

Несусь, как конь пришпоренный:
«Ура! Ура! Ура!»
Мелькает строй заморенный,
Пылища и жара…

Сжал пальцы мертвой хваткою,
Во рту хрустит песок,
Шинель жжет ребра скаткою,
Грохочет котелок.

Легко ли рысью — пешему?
А рядом унтер вскачь:
«Коли! Отставить! К лешему…»
Нет пафоса, хоть плачь.

Фельдфебель, гусь подкованный,
Басит среди двора:
«Видать, что образованный…»
Хохочет детвора.

На этапе

Этапный двор кишел людьми — солдатскою толпой.
Квадрат казарм раскинул ввысь окошек ряд слепой.
Под сапогами ныла грязь, в углу пестрел ларек:
Сквозь гроздья ржавой колбасы дул вешний ветерок.
Защитный цвет тупым пятном во все концы распух,
От ретирадов у стены шел нудный смрадный дух…
Весь день плывет сквозь ворота солдатская река:
Одни на фронт, другие в тыл, а третьи — в отпуска…
А за калиной, возле бань, в загоне — клин коров:
Навоз запекся на хребтах… Где луг? Где лес? Где кров?..
В глазах — предчувствие и страх. Вздыхают и мычат…
Солдаты сумрачно стоят, и смотрят, и молчат.

Атака

На утренней заре
Шли русские в атаку…
Из сада на бугре
Враг хлынул лавой в драку.

Кровавый дым в глазах.
Штыки ежами встали,—
Но вот в пяти шагах
И те и эти стали.

Орут, грозят, хрипят,
Но две стены ни с места —
И вот… пошли назад,
Взбивая грязь, как тесто.

Весна цвела в саду.
Лазурь вверху сквозила…
В пятнадцатом году
Под Ломжей это было.

Один из них

Двухпудовые ботфорты,
За спиной мешок — горбом,
Ноги до крови натерты.
За рекой — орудий гром…
Наши серые когорты