Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 19 - Страница 73

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу — газель.

Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей…
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стол опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе — три с половиной года…
Зачем нам правду скрывать?

Щенок

В углу сидит в корзинке фокс —
Пятинедельный гномик.
На лбу пятно блестит, как кокс.
Корзинка — теплый домик.
С любой туфлей вступает в бокс
Отважный этот комик.

В корзинку маленький апаш
Зарыл свои игрушки:
Каблук, чернильный карандаш,
Кусок сухой ватрушки,
И, свесив лапки за шалаш,
Сидит, развесив ушки.

Понять не может он никак,—
Притих и кротко дышит:
Там у окна сидит чудак
И третий час все пишет.
Старался фокс и так и сяк,
Но человек не слышит…

Рычал, визжал, плясал у ног
И теребил за брюки,
Унес перчатку за порог
И даже выл от скуки,
Но человек молчит, как дог,
К столу приклеив руки.

Как глупо палочкой водить
По беленькой тетрадке!
Во всю помчался лучше б прыть
До кухонной площадки…
Над печкой солнечная нить,
Полы вокруг так гладки…

Блестит солидный, темный шкаф.
Сиди и жди. Ни звука.
На печке бронзовый жираф —
Таинственная штука.
Фокс взвизгнул с болью в сердце: «Тяф!»
Молчать — такая мука…

И вдруг серьезный господин
Вскочил, как на резинке,
Швырнул тетрадку на камин
И подошел к корзинке…
И фокс, куда девался сплин,
Вмиг оседлал ботинки…

Как дети оба на ковре,
За лапы рвут друг дружку.
Фокс лезет в яростной игре
На самую макушку…
На лай, как эхо, во дворе
Дог гулко рявкнул в пушку.

Лучи сползаются в пучки.
Стрекочет сердце глухо…
Щенок устал. Закрыл зрачки,
Лизнул партнера в ухо…
Застыли строгие очки,
Трамвай жужжит, как муха.

Щенок в корзинке так похож
На карлика-лошадку…
По тельцу пробегает дрожь,
Врозь лапки, нос — в лопатку…
А человек вздохнул: «Ну что ж…»
И снова за тетрадку.

Прогулки по Парижу

Пятилетняя девчонка
В рыжем клетчатом пальто
Посреди пустой панели
Едет в крошечном авто.

Нос и руль сияют лаком,
Щеки — розовый коралл,
А в глазах мелькает гордость
И восторженный опал.

Только женщины умеют
Так божественно сиять!
В небе почки зеленеют.
Псам и детям — благодать.

Вдруг навстречу валким шагом
Надвигается ажан:
Он, как морж, усат и плотен,
Он, как девочка, румян.

С высоты своей гигантской,
Закрутивши ус в кольцо,
Он взглянул на пухлый носик,
На смешное пальтецо…

Поднял руку, сдвинул брови
И застыл в своем манто.
Разве можно по панели
Путешествовать в авто?!

И она остановилась…
На щеках пунцовый цвет:
Рассмеяться иль заплакать?
Пошутил он или нет?

Добродушный полицейский
Не хотел ее томить.
Улыбнулись… оба сразу,
Оборвав тугую нить.

Он дорогу уступил ей,
Приложив к виску ладонь,—
И заискрился в колесах
Легкий мартовский огонь.

Мать

В тесной каморке — беженский дом.
Мать вышивает киевским швом.
Плавно, без устали ходит рука.
Мальчик у ног разбирает шелка.

В кольца завьет их, сложит в пучки,
Справа и слева стены тонки,—
Громко играть на чужбине нельзя…
Падают нитки, беззвучно скользя.

«Кис! — говорит он, — Послушай же, Кис!
Ты как из сказки прилежная мисс:
Помнишь для братьев в пещере, без сна,
Платье плела из крапивы она».

Мать улыбается. Мальчик вздохнул…
«Кис, — говорит он, взбираясь на стул,—
Летом я к морю поеду опять?
Прыгать, смеяться, купаться, кричать…»

Светлое «да!» — вылетает из губ.
Теплые пальцы треплют за чуб.
Мальчик не видит, как милая «Кис»
Смотрит, смутясь, за оконный карниз.

Мальчик не знает, что много ночей