Льются ягоды… Легкая дрожь.
Пересыпешь их сахаром мелким.
Холодок на зубах и в душе,—
Сладкий запах лесного затишья.
За калиткой, в густом камыше,
Шелестящая жалоба мышья.
Ложка в сонной ладони замрет.
За стволами — крестьянские срубы…
И бесцельно на ласточкин лет
Улыбаются синие губы.
Русские миражи
Стадо
Вся улочка в пыли
Лилово-золотистой.
Косяк овец вдали
Плывет гурьбой волнистой.
Их блеянье, как плач,
Сквозь гул дробится сипло.
Барбос пронесся вскачь,
Взволнованный и хриплый.
За ребрами дворов
Галдят грачи над яром,
У медленных коров
Набухло вымя шаром,—
Шарахаются вкось,
Взлезают друг на друга.
Раскинув локти врозь,
Мальчишка скачет с луга…
А у ворот стоят
Молодки, девки, бабки,—
Зовут своих телят,
Ягнят несут в охапке…
Как гулкая вода,
Несется: «тпруси, тпруси!»
Идут домой с пруда
Вальяжным шагом гуси.
Закатный светлый дым
Весь алым шелком вышит,
И молоком парным
Дремотный вечер дышит.
На крыльце
В колодец гулко шлепнулась бадья,
Склонилась баба, лихо вздернув пятку,
Над дубом стынет лунная ладья,
Тускнея радужно сквозь облачную грядку.
Туманным пологом окутаны поля,
Блеснул костер косым огнем у рощи.
За срубом зашипела конопля,—
Нет в мире песни ласковей и проще…
Лень-матушка, а не пора ль соснуть?
Солома хрустнет под тугой холстиной,
В оконце хлынет сонный Млечный Путь.
У изголовья — чай с лесной малиной…
Но не уйти: с лугов — медвяный дух,
И ленты ивы над крыльцом нависли.
А там в избе, — стокрылый рокот мух,
И духота, и городские мысли…
Нахмуренный, в рубахе пузырем,
Прошел кузнец, как домовой лохматый,
И из больницы в ботах, с фонарем
Старушка-докторша бредет тропой покатой.
Я гостье рад… В пустыне средь села
Так крепким дорожишь рукопожатьем…
Ты, горечь старая, тяжелая смола,
Каким тебя заговорить заклятьем?
Кукуруза
Сердце к пище равнодушно:
Тощий суп или котлеты,
Или просто булка с сыром
И десяток вялых фиг,—
Ешь и смотришь, как за склоном
По лазури средиземной
Проплывает в искрах солнца
Белоснежный, сонный бриг…
Но порой котлеты с супом
До того осточертеют,
Что душа моя выходит
Из привычных берегов —
И тогда опять невольно
К детским тянешься истокам —
К бессарабской кукурузе,
Пище лакомок-богов…
О кочан, весь в сочных зернах,
Маслом политый топленым,
И горячий, как испанка,
Разомлевшая во сне!
Перемажешь нос и руки,
Скатерть, уши и салфетку,—
Даже крошки не оставишь
На янтарном кочане.
Рядом с этим райским блюдом
(Даже в сердце засосало
При одном воспоминанье) —
Вспомнишь с нежностью не раз:
Кабачки с мясной начинкой,
Желтый перец в маринаде
И икру из баклажанов…
Слезы брызнули из глаз!
Но, к несчастью, здесь в Провансе
Старой, жесткой кукурузой,
А другой здесь не увидишь,
Кормят только жадных кур…
Не глотать же эти камни
Огорченному поэту,—
Потому что, потому что
Это было б чересчур…
Сердце к пище равнодушно,—
Но хранят страницы детства
Вместе с милой кучей вздора
Ощущение одно:
Запах нежной кукурузы,
Лоск растопленного масла,
И облизанные пальцы,
И разбухшее зерно…
На трубе
Гимназистик на Трубе
Жадно выпучил гляделки:
Все бы он унес к себе —
От малиновки до белки!
Целый день бы он кормил
Птиц за флигелем в беседке.
Дворник, старенький Памфил,
Перекрасил бы все клетки…
Ах, румяный мой чудак,—
Ты напрасно глазки лупишь:
В кошельке твоем пятак,
Воробья и то не купишь!
УТЕШЕНИЕ
К пуделю
Черный пудель, честная собака!
Незнаком тебе ни Кант, ни Лев Толстой,
И твое сознанье полно мрака:
Кто учил тебя быть доброй и простой?
Любишь солнце, человека, игры,
К детворе во всю несешься прыть…
Если люди стали все, как тигры,
Хоть собаке надо доброй быть.
Ведь никто не драл тебя дубиной