Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 19 - Страница 57

Что дочь ее — предатель и шпион,
Что все ее друзья из той же шайки.

Что у себя на даче в дни войны,—
На самой буржуазной барской даче,—
Она, для ускорения «весны»,
Хранила бомбы… Ведь нельзя-с иначе…

Что в предварилке высидевши год,
Она жила там мирно, как в курорте.
Зато теперь «проклятый старый гнет»
Она клянет с незлобливостью черта.

А немки слушают и вяжут всласть носки…
«Ах, милый Кремль, Калинкин мост и Невский!
Страна икры, разгула и тоски,
Где жил Толстой, где плакал Достоевский…»

О Господи! Мильон святых могил
Зияет ранами у своего подножья,—
А этот старый, наглый гамадрил
Живет и шамкает и брызжет красной ложью.

Политический сонет

«Суровый Дант не презирал сонета»,—
Нам поступать грешно наоборот…
Философы грозят кончиной света,
А жители танцуют всласть фокстрот.

Сто кризисов и каждый без просвета,
Зачахли музы, жизнь — водоворот,
То падает, то лезет вверх монета,
Народ в кино лавиной прет и прет.

Лойолы с капиталами и с весом
Флиртуют беспардонно с красным бесом.
В кого метать летучий бумеранг?..

В средневековье новое вступая,
Невольно скажешь, горестно вздыхая:
О современность, ты — орангутанг!

Любовь к ближнему

Сидите на месте и не рыпайтесь! Париже — ни квартир, ни работы.

(Из письма парижского эмигранта к римскому)

Твой ближний влез уже на плот
И ест, поплевывая в море,—
А ты в волнах, раскрывши рот,
Плывешь к спасительной опоре.

Еще усилие одно…
Но сверху гневный визг протеста:
«Не доплывешь! Ступай на дно!
Здесь на плоту нет больше места!..»

Из альбома женоненавистника

I

На сей планете не бывает, — ах! —
Всей полноты познанья в высшем смысле:
Варвара на пяти щебечет языках,
Но ни один не служит ей для мысли.

II

Мне женщин не понять вовеки:
Дурак — от пят до глаз баран,
А у Софи глаза Сенеки,
Но в голове сплошной изъян.

III

В слезах из рая Ева уходила…
Но ей Адам из перьев какаду
Передник сделал с пряжкой на заду.
Вмиг Ева расцвела: «Как это мило!»

Петрушка в Париже

Явление I

Петрушка (всплескивая руками, появляется из-за ширмы и поет на мотив «Барыни»):

Укатил я из Москвы,
Потому что жить там нудно,—
Но в Париже мне, увы,
Тоже, братцы, очень трудно…
Поступил бы я в Гиньоль,
Да у них язык французский…
Переучиваться, что ль?
Я ведь, миленькие, русский!..
Смокинг не на что купить…
В кошельке два су на ужин…
В кино, что ли, поступить?
Да кому Петрушка нужен?
Стать шофером? Черта с два!
План Парижа, брат, не шутка.
Все, бывало, трын-трава,—
А теперь — уй-юй — как жутко!..

(Всхлипывает)

Явление II

Ажан:

Эй, гражданин, ваша карт-д’идантите?

Петрушка (встряхивается): У сороки на хвосте!

Ажан:

Ваше ремесло?

Петрушка:

В Каспийское море под лед унесло.

Ажан:

Какое у вас поручительство во Франции?

Петрушка:

Две московских ломбардных квитанции.

Ажан (кричит):

Кто вас здесь может ре-ко-мен-до-вать?

Петрушка:

Почтеннейшая барыня, Кузькина мать.

Ажан (наступая):

Где вы жи-ве-те?!

Петрушка (отступая):

В Люксембургском саду у голландской тети…

Ажан (плюется и тащит его):

Тьфу! Пожалуйте в полицию для объяснения.

Петрушка (визгливо кричит):

Уй-уй-юй! Какое приключение!
Матрена Ивановна, законная супруга,
Петрушке туго!..
Полно глазеть на дамские шляпки,—
Я попал ажану в лапки!

Явление III

Матрена Ивановна (кокетливо):

Отпустите его, господин ажан,
У него нету ни квартиры, ни д’аржан…
Сделать вам глазки?
Показать вам мои подвязки?

Ажан (крутит, покачиваясь, усы).

Петрушка:

Кувалда! При муже?!

Матрена Ивановна:

Смотри, чтоб не было хуже…

(К ажану)

Ах, какой вы, господин ажан, симпатичный!
Сразу видно, что кавалер столичный:
Красные кантики, синий мундир!
Ангел! Ландыш! Кумир!
Ущипнуть вас за щечку?

Петрушка ее оттягивает.

Ажан (сладким голосом):

Попала в самую точку…
Ну что ж, живите, шут с вами,—
Надо ж сделать снисхождение даме.