Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 19 - Страница 41

Кто с кухни хитрых глаз не сводит?
Все Мотря! Как ей, черту, спать:
Сейчас француженка-кухарка
Скользнет и сгинет в гуще парка,
А Мотря сзади, словно тать…

Узнала! У пруда садовник
Засел с кухаркою в шиповник.
А пса к забору привязал,
Чтоб он влюбленным не мешал.
Жену садовника позвать бы…
Вот будет бой! На всю усадьбу…
Но по дороге у окна
Она прильнула ухом к раме:
О чем жужжат две гостьи — дамы?
Хохлушка все ведь знать должна.

На сундуке букет ромашки.
Зажав в зубах плечо рубашки,
Свершает Мотря туалет.
Дрожит свечи неверный свет…
Свернула косы кладкой пышной,
Задула свечку и неслышно
Скользнула к лестнице крутой,—
«Панич?..» — стоит и дышит тяжко.
С плеча спускается рубашка…
О Муза, запахнись фатой!

Мелкобуржуазные мечты

В туннелях парижской подземки
На кафельных стенках не раз
Одна из плакатных идиллий
Пленяла наш беженский глаз:
На ветке чирикает чижик,
Под веткой коробочка-дом,
Владелец с солидной сигарой
Гарцует на стуле верхом…
Не раз, дожидаясь вагона,
Игнатий Кузьмич
Глядел, улыбаясь влюбленно,
На ветку и домик-кулич.

За час от шального Парижа —
Сто метров зеленой земли!
У желтой калитки теленок,
В кустах контрабасят шмели.
Подсолнух дежурит у входа,
В столовой складная постель,
На грядках капуста в кудряшках…
Цыпленок клюет каротель…
Женился б на беженке Кате,
Кота бы завел…
Она бы валялась в кровати,
А он бы ей кофе молол.

По мудрым канонам природа,—
Когда седина в бороде,—
Невольно влечет человека
Сидеть на своей борозде…
Французы давно это знают,
А нам это вдвое ясней:
Своя тростниковая крыша
Всех партий на свете родней!
Двоюродной родиной новой
Исполнится дух,
Когда над калиткой сосновой
Свой собственный крикнет петух…

Но, горе… Кузьмич в ресторане
Всю ночь тарахтит в барабан…
Мелькнет негритянская пакля
И шведки раскормленный стан,
Извилисто ерзают пары,
Гнусаво гундосит труба…
В антракте он кротко стирает
Холодные капли со лба,—
И чижик свистит ему с ветки
Сквозь дым с потолка,
И хмель на садовой беседке
В мечтах расправляет рука…

Не курит, не пьет, не флиртует,
Сам гладит крахмальную грудь.
Куда только франки уходят?
Не жизнь, а цыганская муть!
Кой-что он припас для хозяйства:
Передник и старый брезент…
Хозяйка (он склеил ей зонтик)
Дала ему лейку в презент.
Найти б поручительство в банке,
Без банка — капут…
В коробочке двадцать два франка,
А цены на землю растут!..

Газета

I

В освещенном квадрате
Вдоль стен рядами
В сосновых клетках
Кипы газет…
Четко и сухо
Прерывистой дробью
Стрекочет машинка:
Спешит — спешит!
В углах за столами,
Расставив локти,
Молчаливые люди
Строчат и стригут.
Ножницы звякнут,
Лист прошуршит,
Прищелкнут пальцы,
И снова тишь…
Зимой и летом
Перед глазами
Все те же обои,
Все тот же пейзаж:
За окнами стены,
В комнате полки,
На зеркале надпись:
«Нельзя шуметь».

Порой то те, то эти глаза
Уплывают за дымом окурка…
Из статьи вырастает, качаясь, лоза,
На лозе смешная фигурка —
Желтый камзолик, вишневый колпак,
В бисерных глазках усмешка:
«С утра и до ночи все пишешь, чудак?
Подумаешь, экая спешка!
Что, друг мой, вспомним сегодня с тобой?
Под Киевом дачу лесную,
Разлив Днепра — простор голубой,
Иль Настю, медичку шальную?»
Но надо писать, нельзя вспоминать —
Додымился окурок до края,
И беглые строки ложатся опять,
Глобус земной оплетая.

Онемеют плечо и рука,
Заклубятся в глазах облака,
Потолочные звезды в тумане…
Смены нет, — работа не ждет:
Обозренье — поминки — отчет,
Пена дней на словесном экране…

Нервной кляксой стрельнуло перо.
Не сбежать ли без шляпы в бистро?
Чашка кофе пришпорила б сердце…
Наклоняются плечи к столу,